BIO
Dimitri V. Psurtsev, a Russian poet, was born in 1960 near Moscow and has spent all his life there. He has a PhD in Linguistics and has published papers on linguistic theory and translation. He also has translated fiction (John Steinbeck, D.H. Lawrence, F.L. Baum, Dylan Thomas, David Malouf, A.S. Byatt). Dimitri divides his time between teaching at Moscow State Linguistic University (MSLU), translating and writing. In 2001, his two books of poetry — Ex Roma Tertia and Tengiz Notepad — were published by Izdaniye Yeleni Pakhomovoy (Yelena Pakhomova Press). He is currently working towards new books of poems. He lives outside Moscow with his wife Natalia and daughter Anna. English translations of his work were published by the Hudson Review in 2009 and 2011, and online by The Dirty Napkin and the Conversant (with a full-length interview: http://theconversant.org/?p=2478). Most recently, the poem Stop Me like Blood appeared in an anthology, With Our Eyes Wide Open: Poems of the New American Century (2014).
BIO
Franklin D’Olier “F.D.” Reeve (1928 – 2013) was an American academic, writer, poet, Russian translator, and editor. He was also the father of “Superman” actor Christopher Reeve. He was the grandson of the first American Legion national commander, Franklin D’Olier.
(All poems written in the original Russian by Dimitri V. Psurtsev and translated into English by F. D. Reeve)
Житель Третьего Рима
Мне приятно зимой себя чувствовать толстым и тёплым,
Обряжаться в две пары портов, сапоги, рукавицы,
Полушубок носить меховой, даже пусть не совсем настоящий,
Уши шапки мохнатой спустить, завязать, от мороза и ветра.
Этот ветер свиреп – очень кстати мне глаз половецкие щели,
И жестокий мороз под татарские скулы мои не проникнет,
Лишь усы индевеют да кровь как холодная водка.
Вот я, житель весёлый последнего, Третьего Рима,
Переплавленный варвар, потомок, а может, и будущий предок,
Начертавший дыханье моё в его воздухе быстром и вечном.
Third Rome Man
I like the wintertime feeling of “Big” and warm,
Done up in mittens and boots, long johns and pants,
In a short coat of fur even though it’s not really real,
Shaggy ear flaps tied tight to keep out the cold and the wind—
The wind’s fierce—how handy my eyes are Polovtsian slits
And the terrible cold can’t get under my high Tartar cheek bones;
My mustache does get frosted and my blood’s like chilled vodka:
But here I am, happy-go-lucky, at home in the last, the Third Rome,
A barbarian scion, a forefather maybe some day,
My breathing engraved on its quick, immortal air.
В обители, где экскурсанты
Снуют, как призраки, повсюду
И президент среди брадатых
Архиепископов как регент
На фотографии в передней, –
Нет тишины и нет покоя.
В монастыре ж, где нету храма,
А только есть его руина
Кирпичная, как остов печки
С трубой бездомной; где одна лишь,
Зеленоглаза, белогруда
И рыжелица, кошка Маша
Живёт-не тужит и в раденьи
Прильнувши к ржавому железу
Над флигельным крыльцом, ласкает
Себя о шов стоячий кровли;
В монастыре муниципальном,
Где есть бродячих мастерские
Художников в владеньях Маши;
Где вернисаж почти созрел
Для городского юбилея
И лучших выставка работ
Для детской областной больницы, –
Вот здесь покой и тишина,
И куполами облака
Плывут, навеки золотые.
.
Two Monasteries
In the cloister where day tourists scurry
Back and forth like phantoms,
And the President in a photograph
In the vestibule is like a choir director
Among full-bearded archbishops,
…..There’s no peace and quiet.
In the old monastery there’s no
Place to worship, only a brick
Ruin like the skeletal frame of a stove
With a houseless chimney. The solitary
Green-eyed, white-chested, chestnut-faced
Lady cat Masha lives here without grieving,
And like a holy roller having scraped on rusty iron
Over the porch of the wing, now rubs herself
…..Against a standing seam on the roof.
In this monastery now owned by the city
Where the studios of artists who come and go
Are also part of Masha’s world,
Where varnishing-day has nearly come round
For the city jubilee, and there’s
An exhibit of the best works to benefit
The regional children’s hospital—
Here there’s peace and quiet,
And like cupolas the clouds float overhead
…..Eternally golden.
Снимать на фотоаппарат
Дома, засыпанные снегом –
Вот участь лучшая, которую
Помыслить только можно.
Поймать в кадр окна в их резных
Наличниках, вступить навеки
В союз с погодой, солнцем,
Ненастьем, чтоб изображенья
Затем звук тихий услыхать
И, обметя от снега сердце
Метёлкою прутастой, внутрь войти
По половице зыбкой, под смутным
Поставить взглядом лампочки
Сипящий чайник. Вскоре певчий
Ему завторит кот, что на другом
Сидит окошке, с улицы не виден.
A Chance to Take a Simple Snapshot
A chance to take a simple snapshot
of houses buried in fresh snow
is the choicest sort of luck,
something only to be dreamed of—
to catch in one exposure windows’
distinctive fretwork, permanently
to bond with the outdoors, sunshine
or foul weather, so that you later hear
the gentle sound the picture makes
and, brushing snowflakes off your heart
with a birch broom, go inside
on a shaky floorboard and, beneath
a single bulb’s dim glare, put on
a whistling kettle. Soon a singing cat
picks up the tune, sitting at
a nearby window, from the street unseen.
*****
